Терри Брукс "Призрачная угроза"

Татуин.

Солнца жгли яростным огнём с безоблачных, синих небес и покрывали гигантские пустыни планеты блестящим белым светом. Плоская, песчаная поверхность планеты возвращала палящую жару назад в воздух и она висела повсюду, даже в самых укромных закоулках меж утёсами и каменными стенами каньонов, которые и заключали в себе всё разнообразие ландшафта этого мира.

Окружённые плотным кольцом жаркого света, монолиты стояли ровно, как часовые. Когда гоночные кары промчались мимо этих монолитов с диким рёвом, который издавали мощные моторы, жара и свет, казалось, пронизали всё и заставляли сотрясаться сами горы.

Анакин Скайвокер вписался в вираж гоночной трассы, и каменистое дно поворота отметило первый этап гонок вход в каньон Странника. Он подвинул регулятор ускорения чуть вперёд и поддал газу в моторы. Конусовидные ракеты дрогнули под действием страшной силы, правая чуть сильнее, чем левая и пустили кар в полёт по кривой - Анакин бросил машину влево. Затем он молниеносно выровнял гоночный аппарат, ускорился и пронёсся над песчаной землёй. Позади него взвился вихрем песок и наполнил песчинками горячее марево воздуха. Анакин пронёсся через каньон, его пальцы играли на регуляторах, ладони же покоились на рычагах управления.

Всё происходило чудовищно быстро. Малейшая ошибка, малейший просчёт и он сойдёт с трассы и может радоваться, если при этом выживет. Но как раз в этом и суть нервотрёпки! Вся эта мощь, вся эта скорость, которая подчинялась малейшему движению кончиков его пальцев и которая не допускала ни единой ошибки. Две массивные турбины несли хрупкую гондолу по песчаным равнинам и крутым каменным уступам, через угрюмые, затенённые ущелья, через моменты, когда корпус проходит на волосок от камня в целой серии крутых виражей и прыжков, и всё это на высочайшей скорости, какую только можно развить в атмосфере. Кабели управления связывали гондолу с мотором, которые были, в свою очередь, связаны друг с другом. Если хоть одна из этих трёх составляющих кара где-либо испортится, вся машина превратится в брызги металла, вызванные взрывом ракетного топлива. Если хоть одна часть оторвётся всё кончено.

Ухмылка на юном лице Анакина расползлась ещё шире, когда он ещё прибавил газу. Каньон перед ним сузился, тени стали чернее. Анакин держался того пятнышка света, которое было выходом из ущелья на широкие равнины, и прижимался к поверхности, потому что у самой земли выход из ущелья расширялся. Если бы он летел выше, была бы опасность врезаться в скалы-стены с обоих сторон узкого прохода. Это произошло с Реггой на гонках в прошлом месяце, и всех кусочков до сих пор не нашли.

Это с ним не произойдёт.

Он всё же ускорился и вылетел из узкой щели на равнину.

В каре, пальцы на управлении, Анакин мог почувствовать, как вибрация моторов бежит по кабелям управления и наполняет его своей музкой. В его простом костюме, шлеме и защитных очках, перчатках он был так сильно связан со своим сиденьем, что мог ощущать то, как ветер обтекает с рёвом аэродинамические поверхности радиатора. В такой гонке он не был просто пилотом кара, а его частью. Частью этого целого. Он был един с ним, моторы, гондола и человек были связаны каким-то до сих пор ему самому непонятным образом. Любое незначительное ускорение, каждое вздрагивание корпуса или кабелей он замечал мгновенно, и мог в любую секунду ощутить, что происходило с той или иной частью его гоночной машины. Она говорила с ним на своём языке, и несмотря на то, что она не использовала слов, Анакин понимал всё, что бы она ни сказала.

Иногда, подумал он вдруг, он мог ощутить, что она скажет прежде, чем она говорила.

Горящий оранжевый металл промчался справа от него, и он узнал характерную широкую Х форму моторов Себульбы, который теперь отнял у него лидерство - которое он, Анакин, получил с помощью невероятно быстрого разгона на старте.

Анакин раздражённо нахмурился он сказал себе, что просто потерял концентрацию, но его гримаса была вызвана и личностью гонщика, который его обогнал. Крепкий и ладно сбитый, Себульба был внутри так же опасен, как и снаружи опасный противник, который грязно выигрывал и радовался, если это происходило за счёт другого. Всего только в прошлом году даг устроил более сотни несчастных случаев, и его глаза блестели, когда он кому-нибудь об этом рассказывал на пыльных улицах Мос Эспы. Анакин знал Себульбу хорошо достаточно хорошо, чтобы ничем не рисковать.

Он надавил на рычаг ускорения, увеличил подачу энергии и направил машину прямо вперёд.

То, что он был человеком, или, ещё хуже, единственным человеком, который когда-либо участвовал в гонках на карах, никоим образом ему не помогало. Эти гонки были ультимативной проверкой отваги и умения пилотов на Татуине и любимым спортом горожан Мос Эспа, и все были почему-то убеждены, что людям тут не место. Что люди никогда не поднимутся на достойное место.

Более чем две руки, конечности с бесчисленным множеством суставов, глаза на шарнирах и проводках, головы, способные разворачиваться на все сто восемьдесят градусов и тела, которые сгибались, словно в них нет ни единой кости, давали другим существам преимущества, о которых люди не могли даже мечтать.

Известнейшие гонщики, лучшие из этой элитной касты, были редкостными и странными фигурами со страстью к опасностям - которая граничила с безумием. Анакин Скайвокер не обладал ничем из вышеперечисленного вместо этого он интуитивно ощущал, что требует этот спорт, и был так хорошо с ним знаком, что было неважно, чего ему самому будет стоить участие в гонках.

В другой гонке, в прошедшем месяце, подлый даг попытался толкнуть Анакина в каменный барьер. Это не ему удалось лишь потому, что Анакин почувствовал, как тот приближается сзади и проводит запрещённый манёвр, чтобы пережечь инжектором правый кабель управления Анакина. Поэтому он смог вырулить прежде, чем провод порвался Эта продуманная авария стоила ему победы но спасла его жизнь. Он был всё ещё зол, что Себульба заставил его сделать эту заминку тогда.

Кары пролетели мимо целой группы древних статуй по Арене, на окраине Мос Эспа. Проскользнули через финишную арку, мимо множества, множества зрителей, которые кричали им что-то, мимо пит дройдов и трибуны, с которой хатты, поднявшись высоко над простым народом, взирали на гонки. Из своей наблюдательной станции посреди ворот вещал двухголовый тройг, который работал комментатором, сообщая номера и позиции гонщиков. Анакин кинул мимолётный взгляд на смазанную группу фигур, которая промелькнула и умчалась так быстро, что можно было принять их просто за фата-моргану. Шми, его мать, должно быть, среди зрителей, взволнована, как всегда. Ей было невыносимо смотреть за его гонкой, но она это всё же делала. Она никогда об этом не говорила, но он предполагал, что она думает, будто одним лишь своим присутствием может уберечь его от ранений+ До сих пор это работало. С его машиной произошло два несчастных случая, и он ни разу не дошёл до финиша, но у него было полсотни гонок за спиной, и он не пострадал ни в одной из них. Ему нравилось, когда она была там. Это давало ему некую самоуверенность, о которой он, если честно, не хотел размышлять. Кроме того, что он мог сделать? Он участвовал в гонках, потому что мог, потому что Уотто знал, что он мог, а что бы Уотто не приказал, он это сделает. Это была цена, которую платил раб, а Анакин Скайвокер был рабом всю свою жизнь.

Извилистый каньон протянулся перед ним, каменистая пасть пещеры, тёмный канал, который пилоты должны были одолеть перед выходом на высокие пустоши. Себульба был прямо перед ним, низко над землёй, и пытался увеличить разрыв между ним и Анакином. Позади Анакина, ближе, чем раньше, шли три других гонщика. Быстрый взгляд выяснил, что это Махоник, Газгано и Римкар в своей редкой гондоле пузыре. Все трое быстро приближались. Анакин подумал было прибавить газу, но потом остановился. Они были слишком близко к Пасти. Очень большая скорость тут означала лишь очень большие проблемы. В самом канале скорость реагирования машины резко падала, почти до нуля. Лучше подождать.

Махоник и Газгано, похоже, придерживались тех же взглядов и держались позади него, приближаясь к трещине в скалах. Но Римкар не хотел ждать он промчался за долю секунды, прежде чем они вошли в проём, мимо Анакина и пропал в темноте.

Анакин сбалансировал свой кар, поднял его чуть выше над покатой каменной поверхностью канала и позволил памяти и инстинкту вести его сквозь тёмную пещеру. Когда он был в гонке, всё вокруг казалось медленнее, чем обычно, а не быстрее. Это было не то, чего обычно ожидают за рулём гоночной машины. Скалы и песок и тени пролетают мимо в дикой смеси фигур и очертаний мимо него, и всё же он может их так ясно различить. Все мельчайшие подробности словно напрыгивают на него, словно поднимаясь из ниоткуда, что вроде бы должно привести к тому, что видимость ухудшается. Однако он мог вести кар хоть с закрытыми глазами. Он был созвучен со всем, что его окружало, и полностью знаком с этим окружением. Он помчался дальше и дальше через канал и заметил тут и там красные вспышки моторов Римкара в темноте. Высоко над ним небо превратилось в узкую синюю полоску света между каменными челюстями. Небесный свет с каждым метром мерк, так что Анакин и остальные ориентировались в полной темноте. Однако Анакин был спокоен и погружен глубоко в себя, управляя своим каром, связан со своими моторами, абсолютно един с пульсацией и дрожью его гоночного аппарата и мягкой, непроницаемой тьмой, которая их окружала.

Когда они вновь вынырнули на свет, Анакин толкнул регулятор вперёд и бросился за Себульбой. Махоник и Газгано были прямо за ним.Перед ними Римкар догнал Себульбу и пытался обогнать его. Даг чуть приподнял свои широкие, х-образные моторы, чтобы ударить по задней части гондолы Римкара. Но круглая машина Римкара лишь дёрнулась и отлетела в сторону, неповреждённая. Ноздря в ноздрю, двое пролетели через высокие пустоши и подошли к низине Метта. Анакин сосредоточился и увеличил разрыв между ним, Махоником и Газгано. Можно было много чего говорить о Уотто и было много чего сказать, что было бы навряд ли хорошими словами в его адрес но у него был нюх на гоночные кары. Огромные моторы моментально отреагировали, едва Анакин подал чуть больше топлива, и через секунду он был уже рядом с Х-ом Себульбы.

Они в один момент подошли к ступени низины Метта, соскочили с каменного барьера и ушли в свободное падение к скалистой низине.

Трюк при подобных понижениях - который знал любой пилот состоял в том, чтобы в полёте успеть лишь немного оторваться от соперника, но не ускоряться настолько, что потом уже нельзя будет выровнять кар, прежде чем он ударится о скалы. Анакин был на мгновенье удивлён, когда Себульба чересчур быстро вернул кар в горизонтальное положение. Потом он ощутил, как удар Х-моторов прошёлся по его гондоле. Хитроумный даг нарочно отстал от Анакина с Римкаром, чтобы врезать их обоих в каменную стену во время приземления.

Римкар, ужасно удивлённый, автоматически ускорился и немедля врезался в скалы. Куски гондолы и моторов огненным дождём отскочили от скал и оставили на земле чёрное выжженное пятно.

Если бы не его инстинкты, с Анакином могло произойти то же самое. Но он примерно предполагал, что произойдёт и поднял кар в тот же миг, когда удар Себульбы настиг его, и ударил боком своего ошарашенного противника, который быстро затормозил, чтобы спасти свою жизнь. После этого толчка кар взлетел в направлении двух ярких солнц и полностью вышел из-под контроля. Анакин сбавил газ, уменьшил подачу горючего, дёрнул рычаги штурвала назад и наблюдал, как земля песок и блестящий свет возвращается и приближается к его машине. Он ударился с внушительным треском, который пронзил оба кабеля управления и оторвал оба мотора, в то время как гондола метнулась сначала влево, потом вправо и покатилась по земле. Анакин мог лишь сжаться насколько возможно сильнее и молиться, чтобы в месиве песка и жары, в котором он кружился, не попался скалистый уступ. Где-то справа от него взорвался один из моторов с грохотом, от которого содрогнулась земля. Анакин схватился руками за борта гондолы и пытался удержаться посреди прыгающей кабины, которая катилась всё дальше.

Наконец, она остановилась, хотя и не сразу. Анакин подождал мгновение, затем отстегнул ремень безопасности и выбрался наружу. Жара пустыни хлестнула его по лицу, и слепящий солнечный свет бурил его защитный костюм. Мимо него пролетали последние участники гонок в направлении синего горизонта, и моторы рявкали и дрожали. Потом наступила спокойная тишина.

Анакин взглянул на останки своих моторов и попытался представить, сколько работы потребуется, чтобы их починить. Наконец он обернулся к гондоле и опустил лицо. Уотто будет далеко не рад этому.

Анакин Скайвокер присел, наклонился в тени склонённой гондолы и наслаждался этой короткой тенью, которую даровали ему два солнца-близнеца Татуина. Через пару минут приедет флаер и подберёт его. Уотто просто не позволит себе отложить головомойку, которую он ему устроит. И его мать будет там, чтобы обнять его и забрать домой. Он не был доволен тем, как сложились дела, но он не позволял себе унывать. Против честного противника он бы выиграл. Легко.

Он вздохнул и снова набросил шлем.

Однажды он выиграет множество гонок. Возможно, уже в следующем году, когда ему исполнится десять.